- Что там, мягкие палаты? - спросил он.
- Не знаю, - ответил Яромир Петрович, - Да и знать не хочу. Не приведи судьба туда попасть!
Станислас был в целом согласен с этим. Его надежды на безопасность в больнице себя оправдали лишь частично. Стало понятно, что тот, кто хочет его убить, вряд ли найдет его здесь. Но зато, похоже, количество врагов умножится. Оставалось лишь верить, что у профессора есть некий план, гарантирующий его безопасность.
Как показало дальнейшее, план у Александра Антоновича действительно был. И в своем изначальном варианте полностью обеспечивал безопасность кого бы то ни было, потому что касался тех больных, контакт с которыми был утрачен давно и безнадежно.
Станислас так и не увидел палат для буйных пациентов. За ним вскоре зашел медбрат, и они направились к профессору. Медбрат, видимо, получив соответствующие инструкции, заслонял своей широкой спиной прозрачные двери в другие палаты, чтобы больные не могли видеть, что происходит в коридоре.
Александр Антонович встретил Пенске приветливой улыбкой. В его кабинете находился еще один врач, черноволосый мужчина средних лет с широким носом и слегка запавшими щеками.
- Олег Викторович, - представил его профессор, - Ему, как и мне, очень любопытно взглянуть на наш небольшой эксперимент.
Пенске кивнул, а Александр Антонович заторопился.
- Пойдемте, - сказал он, - Сегодня еще много дел.
Станисласу показалось, что профессор пребывает в нетерпении не потому, что у него много дел, а потому, что хочет как можно быстрее увидеть результаты пока еще непонятного для молодого человека 'эксперимента'.
Они вышли из кабинета, прошли немного по коридору, открыли какую-то дверь с помощью съемной ручки, очутились в небольшом холле, а оттуда направились к одной из прозрачных дверей, открытой нараспашку. В этом холле к ним присоединился еще один мужчина, то ли медбрат, то ли санитар.
В палате с распахнутой дверью, где вскоре оказалась вся компания, стояло восемь коек, на которых лежали люди. Обращали на себя внимание матрасы необычного толстого вида, от которых тянулись провода к розеткам. Как вскоре понял Станислас, эти матрасы предназначались для лежачих больных и препятствовали возникновению пролежней. Профессор не экономил на своих пациентах. Даже бесперспективных.
Пенске растерянно остановился в дверях. Он не мог понять, что от него требуется. Люди, лежащие на кроватях, не производили впечатления бодрствующих. Александр Антонович подтвердил его сомнения.
- Эти больные... скажем так, в псевдокоме, - пояснил он Станисласу, - Предположительно находятся в сознании, но контакт с ними либо резко затруднен, либо невозможен. Многие пребывают в этом состоянии очень долгое время. Вы видите среди них тех, кого называете 'неправильными'?
- Да, - ответил тот, - Пятеро из восьми. Те двое и еще один у окна выглядят нормальными. Нормальными, с моей точки зрения, конечно. Но что от меня требуется?
Последний вопрос очень волновал Пенске. Он не мог понять, в чем заключается его роль в эксперименте, учитывая странность обстановки.
- Ничего особенного, - улыбнулся профессор, - Больные лежат у меня долго, надежд на выздоровление я не питаю. Они либо не имеют родственников, либо те от них отказались. Что мне с ними делать? Выписать их не могу. Куда выписывать в таком состоянии, если они никому не нужны? Совершенно неконтакты. Но для клиники, да и для самих больных было бы гораздо лучше, если бы что-то пробудило их к жизни. Вы меня понимаете?
Пенске кивнул. Профессор хотел, чтобы 'неправильные' больные увидели его. Вероятно он рассчитывал, что это как-то 'оживит' их, учитывая однообразие реакции со стороны 'неправильных' людей.
- Но разве они смогут увидеть меня? - спросил Станислас, - Они не выглядят... способными хоть что-то рассмотреть.
- Ничего, - жизнерадостно ответил Александр Антонович, - Вы, главное, подойдите поближе к кровати. А уж остальное мы возьмем на себя. Постараемся обеспечить кратковременный контакт. Подходите вот к этому, справа. Он в лучшем состоянии, чем другие.
Больной, одетый в ночную рубашку, лежал на спине. Его взгляд был безучастен и устремлен в какую-то точку на потолке. Из носа больного шла какая-то трубка, видимо, зонд, предназначенный для кормления. Пенске не представлял, как обратить на себя внимание этого человека.
Профессор пока что ничего не предпринимал, а внимательно наблюдал за лежащим пациентом. Время шло, но ничего не происходило.
- Подождем немного, - пояснил он Станисласу, - Направление взгляда у больного меняется. Рано или поздно он посмотрит в нашу сторону.
Действительно, через некоторое время взгляд больного сместился, потом еще раз и еще, пока наконец его зрачки не оказались направленными прямо на Пенске. И тут начали происходить удивительные вещи. Глаза лежащего человека, прежде смотрящие куда-то вдаль, сфокусировались на Станисласе, черты лица стали заостряться, по телу прошла легкая дрожь.
Александр Антонович отреагировал мгновенно.
- Держите его, - сказал он, - Не позволяйте встать, если даже захочет. От долгого лежания у него атрофировались мышцы. Если попытается вскочить, то возможны переломы ног. Кому это надо?
Два медбрата бросились выполнять указание и прижали больного к кровати. Между тем, с ним происходили решительные перемены. Он попытался поднять руки, что получилось плохо, но направление движения не оставляло сомнений: руки тянулись к Станисласу. Его тело выгнулось. Больной старался бороться с удерживающей его силой. Каждая новая попытка вырваться была сильнее предыдущей.