- Ого! - расхохотался собеседник, - Это что, пляски с бубном? Слышал, что травка еще нужна!
- Не нужно, - прошептал Станислас, - Мне не нужно ни бубна, ни травки. У меня и без них все получается.
- Да ты шутник! А девушка у тебя есть? Или жена?
Ответить Пенске не дали. Вернулся раздраженно сопящий лейтенант, сжимая в руках пакет с едой.
- Вот, - сказал он, кладя пакет на кушетку рядом со Станисласом, - Пусть жрет пока не лопнет! Чтоб его!
Через полчаса Пенске чувствовал себя гораздо лучше. Он сидел по-прежнему на кушетке в медпункте при полицейском отделении. Фельдшера с большим носом, работавшего на скорой и уехавшего по другим вызовам, сменила медсестра, хозяйка медпункта. Это была пожилая и неулыбчивая женщина. Она листала газету, периодически неодобрительно посматривая на Станисласа, и показывая всем своим видом, как ее тяготит это соседство. Но молодому человеку было все равно, где сидеть: здесь или в камере. Он пытался понять, что произошло.
То, что случилось с бродягой, более менее ясно, а вот что с ним, со Станисласом? Почему он потерял сознание? Откуда этот голод? У Пенске было лишь одно рациональное объяснение. Когда он воздействовал на дух своего сокамерника, то это могло потребовать оплату, энергию. Что из себя представляет энергия, требуемая для изменения духа, Станислас не знал, но у него было предположение, что он ее берет от себя. По крайней мере, это объясняло голод.
Когда за ним пришел полицейский, он все еще думал, безуспешно пытаясь выдвинуть альтернативную гипотезу.
- Идти можешь? - первым делом поинтересовался тот же самый лейтенант, заглянув в медпункт.
- Могу, наверное, - ответил Станислас.
- Тогда пошли, майор ждет, - голос полицейского был в высшей степени недружелюбным.
Пенске осторожно поднялся с кушетки. Вроде все было нормально. Он направился к выходу, попрощавшись с медсестрой. Она не ответила.
Станислас и полицейский пошли по коридору с голыми стенами, окрашенными в желтый цвет. На фоне этих стен пронумерованные белые двери смотрелись нелепо. Пенске подумал, что у подрядчика, выполнявшего ремонт здания, имелись проблемы с цветоощущением. Или сходные проблемы были у заказчика.
- Майор примет тебя в своем кабинете, а не в комнате для допросов, - лейтенант почему-то счел своим долгом уведомить об этом Станисласа.
Но тому было все равно, где примет его майор. Главное - чтобы хоть что-то прояснилось с задержанием.
Постучав в одну из дверей, лейтенант, не дожидаясь ответа, раскрыл ее нараспашку и вошел вместе с Пенске.
- Господин майор, задержанный доставлен, - небрежно отпрапортовал полицейский.
- Можете идти, - махнул рукой лейтенанту человек, стоявший у шкафа, забитого какими-то книгами и папками.
Затем он посмотрел на Станисласа и произнес:
- Проходи и присаживайся.
Майор был среднего роста, полноватый, с большой пролысиной на макушке. Его маленькие глазки смотрели хитро и недоверчиво. В руках он держал платок и привычным движением протирал им свои пальцы. У Пенске мелькнула мысль, что руки хозяина кабинета часто потели.
Станислас уселся в предложенное кресло. Майор некоторое время молча постоял у шкафа, что-то разглядывая на полках, потом подошел к собственному кожаному креслу с высокой спинкой и сел.
- Ну что, можешь отвечать на вопросы? - поинтересовался он равнодушным тоном, - Не упадешь тут в обморок?
- Нет, не упаду, - уверенно сказал Пенске.
- Ну вот и ладно. Я - майор Райтович. Старший следователь. Ты знаешь, почему ты здесь?
- Нет, - искренне ответил Станислас.
Хозяин кабинета посмотрел на собеседника, потом отвел взгляд и о чем-то задумался, медленно постукивая пальцами по лакированной поверхности стола. Казалось, что он принимает какое-то решение. Прошло около двух минут, прежде чем он вновь посмотрел на сидящего перед ним.
- Было бы лучше, если бы ты сам все рассказал.
Молодой человек слегка пожал плечами:
- Мне нечего рассказывать.
- Подумай. Хорошенько подумай. Расскажешь все сам, подпишешь протокол и сегодня снова будешь ночевать дома.
Об этом знакомый Станисласу юрист тоже рассказывал. Излюбленная игра полицейских, когда им нечего предъявить человеку, а хочется это сделать, заключается в том, чтобы тот сам рассказал о своих проступках. Для этого могут использоваться самые разнообразные методы, включая довольно болезненные. Юрист в пылу пьяной откровенности советовал в таких случаях либо все отрицать, а если этого не позволяет самочувствие, то брать на себя заведомо нелепые и несуществующие преступления, которые однако нужно долго и нудно проверять.
- Я ничего плохого не совершал, - твердо заявил Станислас, - Если меня в чем-то подозревают, то я могу попросить связаться с адвокатом?
Он ожидал продолжения неясных и многозначительных фраз, но понял, что судя по виду майора, у того не было никакого желания играть в подобную игру. Райтович брюзгливо скривился.
- Подожди со своим адвокатом, - сказал он, - Что ты делал вчера днем?
- В котором часу? - уточнил Станислас.
Вопрос в какой-то степени обрадовал его. Он точно знал, что днем не совершал ничего противозаконного. Вечером - да, возможно. Но не днем.
- Около часа-двух.
- Ничего. Был дома.
- Никуда не выходил?
- Да нет... В магазин только.
- В какой?
- Фудмаркет около моего дома.
- А потом что делал?
- Ничего. Пошел домой.
Майор Райтович снова начал вытирать платком свои пальцы. Его движения были медленны. Никто не знал, что таким образом он выгадывает время для обдумывания ситуации. К платку майор перешел после того, как бросил курить. Закуривание сигареты он часто использовал с той же целью - выгадать время. Но, к сожалению, курить разрешалось не везде, поэтому платок был даже удобнее.